– Нет! – ответил г-н Робер Дарзак, который не проронил ни слова с тех самых пор, как Рультабий отдал ему клочок обгоревшей бумаги. – Он уверяет, что ему вовсе не обязательно осматривать Желтую комнату, что убийца вышел из Желтой комнаты самым естественным образом и что он все объяснит сегодня вечером!

Услышав слова г-на Робера Дарзака, Рультабий – вещь поразительная – побледнел.

– Неужели Фредерик Ларсан уже докопался до истины, которую я еще только предчувствую! – прошептал он. – Фредерик Ларсан свое дело знает… хорошо знает… и я восхищаюсь им… Но сегодня речь идет не только об этом. Дело делом, а тут надо превзойти самого себя… превзойти то, чему учит опыт… Прежде всего надо быть логичным, и не просто логичным, а уподобиться самому господу богу, когда он, следуя логике, заявил: 2+2=4! РЕЧЬ ИДЕТ О ТОМ, ЧТОБЫ РАССУЖДАТЬ ЗДРАВО, А ГЛАВНОЕ – НАЧАТЬ С НУЖНОГО КОНЦА!

И репортер опрометью бросился вон из флигеля, совсем потеряв голову при мысли, что великий, прославленный Фред раньше его может найти разгадку тайны Желтой комнаты!

Однако мне удалось догнать его на пороге.

– Да будет вам, успокойтесь, – сказал я. – Вы чем-то недовольны?

– Напротив, – признался он со вздохом, – я очень доволен. Я обнаружил много разных вещей…

– Морального порядка или материального?

– Кое-что морального, а есть и вполне материальная вещь. Вот, смотрите.

И он поспешно извлек из кармана жилета сложенный вдвое листок бумаги, который, должно быть, сунул туда во время своей экспедиции под кровать, и, раскрыв его, показал мне женский белокурый волос.

Глава VIII, СУДЕБНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ ДОПРАШИВАЕТ МАДЕМУАЗЕЛЬ СТАНЖЕРСОН

Не прошло и пяти минут, как Жозеф Рультабий уже склонился над следами, обнаруженными в парке, под самыми окнами прихожей, но тут мы увидели человека, должно быть слугу из замка, который торопливо шел к нам и кричал г-ну Роберу Дарзаку, спускавшемуся по ступенькам флигеля:

– Вы знаете, господин Робер, судебный следователь допрашивает сейчас мадемуазель!

Наспех извинившись перед нами, г-н Робер Дарзак бегом бросился к замку, слуга последовал за ним.

– Это любопытно, – заметил я. – Когда убитый начинает говорить…

– Надо все разузнать, – оживился мой друг. – Пойдемте в замок.

И он увлек меня за собой. Однако в замке путь нам преградил жандарм, стоявший на страже у входа на лестницу, ведущую на второй этаж. Нам ничего не оставалось, как ждать.

А тем временем в комнате жертвы происходило следующее. Семейный врач, отметив значительное улучшение состояния мадемуазель Станжерсон, но опасаясь все-таки возможности рокового исхода, счел своим долгом предупредить об этом судебного следователя, а тот не замедлил воспользоваться случаем и… провел короткий допрос. На этом допросе присутствовали г-н де Марке, секретарь, г-н Станжерсон, врач. Позднее, во время судебного разбирательства, мне удалось раздобыть запись этого допроса. Вот она, со всей присущей любому допросу юридической сухостью.

ВОПРОС. Постараюсь не слишком утомлять вас, мадемуазель, но хотелось бы знать, в состоянии ли вы сообщить нам кое-какие необходимые сведения относительно ужасного покушения, жертвой которого вы стали?

ОТВЕТ. Чувствую я себя гораздо лучше, сударь, и попробую рассказать вам все, что знаю. Когда я вошла в свою комнату, я не заметила ничего особенного.

ВОПРОС. Простите, мадемуазель, если позволите, я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать на них. Это меньше утомит вас, чем долгий рассказ.

ОТВЕТ. Прошу вас, сударь.

ВОПРОС. Что вы делали в течение этого дня? Я желал бы знать это с предельной точностью, со всеми мельчайшими подробностями. Мне хотелось бы проследить за каждым вашим жестом в тот день, если, конечно, вы сочтете это возможным.

ОТВЕТ. Встала я поздно, в десять часов, так как мы с отцом вернулись глубокой ночью, нам пришлось присутствовать на обеде и на приеме, которые давал президент республики в честь делегатов филадельфийской Академии наук. Когда в половине одиннадцатого я вышла из комнаты, отец уже работал в лаборатории. Вместе с ним мы работали до полудня, затем совершили получасовую прогулку в парк, обедали мы в замке. Затем, как обычно, получасовая прогулка до половины второго. После этого мы с отцом вернулись в лабораторию. Там мы встретили горничную, только что закончившую убирать мою комнату. Я вхожу в Желтую комнату, чтобы отдать горничной кое-какие незначительные распоряжения, она сразу же уходит из флигеля, а я возвращаюсь к отцу работать. В пять часов мы выходим из флигеля на новую прогулку, потом пьем чай.

ВОПРОС. Прежде чем выйти в пять часов, вы заходили в вашу комнату?

ОТВЕТ. Нет, сударь, в комнату заходил по моей просьбе отец, чтобы захватить мою шляпу.

ВОПРОС. И он не заметил ничего подозрительного?

Г-Н СТАНЖЕРСОН. Разумеется, нет, сударь.

ВОПРОС. В общем, насколько я понимаю, можно считать, что в этот момент убийцы под кроватью еще не было. Когда вы ушли, то дверь в комнату осталась незапертой?

М-ЛЬ СТАНЖЕРСОН. Да. У нас не было никаких причин запирать ее…

ВОПРОС. Сколько времени вы и господин Станжерсон отсутствовали на этот раз?

ОТВЕТ. Около часа.

ВОПРОС. Именно в этот час убийца, несомненно, и проник во флигель. Но каким образом? Мы не знаем. В парке обнаружены следы, идущие от окна прихожей, но нет ни малейшего намека на следы, ведущие к окну. Вы не заметили, случайно, когда уходили с вашим отцом, окно в прихожей было открыто?

ОТВЕТ. Я не помню.

Г-Н СТАНЖЕРСОН. Оно было закрыто.

ВОПРОС. А когда вернулись?

М-ЛЬ СТАНЖЕРСОН. Я не обратила внимания.

Г-Н СТАНЖЕРСОН. Оно по-прежнему было закрыто, я это отлично помню, потому что по возвращении громко сказал: «Неужели за время нашего отсутствия папаша Жак не мог открыть окно?..»

ВОПРОС. Странно! Странно! Припомните, господин Станжерсон, ведь во время вашего отсутствия, по словам папаши Жака, он, прежде чем уйти, открыл окно. Итак, стало быть, вы вернулись в шесть часов в лабораторию и снова принялись за работу?

М-ЛЬ СТАНЖЕРСОН. Да, сударь.

ВОПРОС. И с этой минуты вы уже не покидали лабораторию до тех пор, пока совсем не ушли к себе в комнату?

Г-Н СТАНЖЕРСОН. Ни моя дочь, ни я, сударь. У нас была такая срочная работа, что мы не могли терять ни секунды. Потому-то мы и не обращали ни на что внимания.

ВОПРОС. Ужинали вы в лаборатории?

ОТВЕТ. Да, по той же причине.

ВОПРОС. Для вас обычное дело – ужинать в лаборатории?

ОТВЕТ. Нет, ужинаем мы там редко.

ВОПРОС. Убийца не мог знать, что вы собирались в тот вечер ужинать в лаборатории?

Г-Н СТАНЖЕРСОН. Боже мой, сударь, думаю – нет… Я решил, вернее, мы с дочерью решили поужинать в лаборатории, когда возвращались около шести часов во флигель. В этот момент к нам подошел лесник, он задержал меня на минутку и попросил срочно пройти с ним осмотреть лес, который я велел срубить. У меня не было времени, и я отложил это дело на завтра, а так как лесник шел в замок, я попросил его передать метрдотелю, что мы будем ужинать в лаборатории. Лесник отправился исполнять мое поручение, а я пошел к дочери, которой отдал ключ от флигеля: она оставила его в двери. Когда я вернулся, дочь уже работала.

ВОПРОС. Мадемуазель, в котором часу вы ушли в свою комнату, когда ваш отец оставался еще работать?

М-ЛЬ СТАНЖЕРСОН. В полночь.

ВОПРОС. В течение вечера папаша Жак заходил в Желтую комнату?

ОТВЕТ. Да, чтобы закрыть ставни и зажечь ночник, как обычно по вечерам…

ВОПРОС. Он не заметил ничего подозрительного?

ОТВЕТ. Не думаю, иначе он сказал бы нам. Папаша Жак славный человек, он очень любит меня.

ВОПРОС. Вы утверждаете, господин Станжерсон, что папаша Жак не покидал затем лаборатории, что он все время оставался с вами?

Г-Н СТАНЖЕРСОН. Я в этом уверен. На этот счет у меня нет никаких сомнений.

ВОПРОС. Мадемуазель, войдя к себе в комнату, вы сразу же заперли вашу дверь на ключ и на задвижку? Не слишком ли много предосторожностей? Ведь вы знали, что рядом находятся ваш отец и ваш слуга. Значит, вы чего-то боялись?